Журнал "КАМУФЛЯЖ" № 10 (58) 2007 года
Беседовал Сергей БАБАКОВ
– Дмитрий Валериевич, почему, окончив школу, Вы поступили именно в языковой вуз да к тому же еще и военный?
– Здесь в значительной степени сыграл роль случай. Учась в старших классах школы, я познакомился с выпускниками Военного института иностранных языков (ВИИЯ). Общение с ними оставило очень яркое впечатление. Это сегодня поездка за границу стала рядовым событием, а тогда, в начале 80-х, вырваться за "железный занавес", увидеть мир было очень заманчивым. Кроме того, я ухаживал за девушкой-москвичкой, бабушка которой была выпускницей, а затем и преподавателем этого института. Это тоже было в пользу поступления в военный иняз. И хотя родители были настроены против моей армейской карьеры (в нашей семье никогда не было кадровых военных), я через военкомат подал документы на поступление в ВИИЯ.
– В советские времена этот институт котировался очень высоко, считался военным аналогом МГИМО – Московского государственного института международных отношений. И в тот, и в другой вуз поступить было чрезвычайно сложно.
– Совершенно верно. Когда я сдавал вступительные экзамены, конкурс был 12 человек на место. Среди абитуриентов было немало талантливых ребят с хорошей подготовкой. Чтобы увеличить вероятность поступления, некоторые из них шли сдавать вступительные экзамены по двум, а то и по трем языкам.
– Как же Вам удалось обойти "конкурентов"?
– Скажу честно: не обошлось без знакомых, которые посодействовали в поступлении. Правда, и языковая подготовка у меня была довольно неплохой: я на приличном уровне знал английский (отец с детства довольно часто разговаривал со мной на этом языке), в школе учил испанский, самостоятельно осваивал французский. Кроме того, я экстерном закончил в Киеве языковые курсы, диплом которых давал право не сдавать экзамен по этому языку при поступлении в вуз. Много занимался самообразованием: читал иностранную литературу, переводил на русский язык песни популярных западных исполнителей, статьи в киевские газеты.
– Кто решал, какие языки будет изучать юноша, поступивший в ВИИЯ?
– Руководство института. Исходная установка была такой: учить курсантов тем языкам, которых они раньше не знали – с чистого листа. Это делалось для того, чтобы не привносить в процесс ошибки предыдущего обучения. А так как я уже владел в некоторой степени тремя европейскими языками, меня определили на факультет восточных языков, в группу, изучавшую арабский. Вначале это меня огорчило ("Прощай, Европа!"), но вскоре я понял все преимущества изучения арабского. В то время – а это был 1981 г. – СССР активно сотрудничал с арабскими странами. Военная техника и оружие продавались в 20 арабских государств. Туда же направлялись тысячи военных советников и специалистов. Поэтому люди, знающие арабский язык, были очень востребованы. Обычно из числа выпускников факультета европейских языков служить за границу попадали примерно 50%. Остальные "оседали" в ГРУ, КГБ, шли в преподаватели. А выпускники нашей группы (в ней было 30 человек) после выпуска все без исключения оказались в различных арабских странах.
– Сложно было начинать изучение языка с нуля? Знаю, что в некоторых гражданских языковых вузах студентов в те годы допекали так называемыми "тысячами". Именно столько иностранных слов надо было зазубрить к очередному зачету.
– Нет, у нас все было гораздо гуманнее. Кредо наших преподавателей состояло в том, что курсант – это не сосуд, который надо наполнить знаниями, а факел, который нужно зажечь. Среди наших преподавателей было много ярких, влюбленных в свою работу личностей. Уже с первых занятий их увлеченность передалась и нам, курсантам. Занятия проходили очень интересно. А когда человек увлечен каким-то делом, когда он любит его, живет им, то достигает гораздо большего, чем из-под палки. Я отдаю должное той школе, которую прошел за годы учебы в институте. Она меня закалила, дисциплинировала. Сегодня, глядя на многих своих ровесников, понимаю, что не сформируй армия во мне тот внутренний стержень, который здорово помог в жизни, я вряд ли стал бы таким энергичным, целеустремленным, напористым, каким знают меня коллеги.
– Из материалов, размещенных на сайте выпускников ВИИЯ, узнал, что в годы Великой Отечественной войны в институте проходили обучение 1,5 тыс. слушателей. А какой была ситуация, когда учились Вы?
– В тот период в институте было около тысячи слушателей (это вместе со спецпропагандистами, которых тоже готовил наш вуз). Минимальный состав группы, изучавшей какой-то из языков – 10 человек. Из экзотических, например, преподавался лаосский, тайский, камбоджийский, норвежский. Или тот же иврит – второй язык, который мне выпало изучать. Тогда он считался редким языком, языком вероятного противника. С 1967 г. Советский Союз не поддерживал дипломатические отношения с Израилем и изучение иврита казалось нам абсолютно бесперспективным. Можете представить, какое море эмоций нахлынуло на меня, когда в начале 90-х годов я волею судьбы оказался в Иерусалиме, побывал у Стены плача, в храме Гроба Господнего. Выходит, мои усилия по изучению иврита оказались не напрасны!
– Да, далеко смотрели руководители института, приняв решение обучать Вас этому языку!.. Среди моих знакомых есть несколько военных переводчиков, прошедших обучение в ВИИЯ по ускоренной методике. С чем было связано ее применение?
– Периодически Советский Союз заключал новые соглашения о военном или военно-техническом сотрудничестве, и тогда резко возникала необходимость в переводчиках с того или другого языка. Как говорится, сегодня на сегодня. Так было во время вспышек военных конфликтов, в которых СССР поддерживал одну из воюющих сторон, в период войны в Афганистане. В таком случае при ВИИЯ срочно организовывались курсы по изучению, например, португальского языка (для Анголы) или фарси и дари (для Афганистана). Обучение на них, как правило, продолжалось менее года.
– Герой Советского Союза, фронтовой разведчик, писатель Владимир Карпов называл переводчиков родными братьями разведчиков. Вас спецслужбы к себе не сманивали?
– Мне несколько раз поступали такие предложения, но так как этот род деятельности не казался мне достаточно привлекательным, то я отказывался. При этом ссылался на то, что слишком правильно говорю на диалектах арабского языка, а по этому признаку обычно и вычисляют шпионов. Одним из главных критериев при выборе сотрудников для разведорганов является внешняя неприметность и усредненность кандидата. Я по этим параметрам явно не подходил. "Давайте уж, – говорю, – лучше буду отвлекать собою внимание от наших настоящих разведчиков".
– В свое время наш журнал рассказывал о том, что в одном из киевских НИИ разрабатывали методику изучения особенностей разговорной речи человека, с помощью которой КГБ потом выявляло шпионов.
– Диссертация, над которой я работал, тоже была посвящена анализу языкового кода. Зная его, можно было, в частности, определить, уроженцем какой арабской страны является тот или другой человек, говорящий на арабском. Ведь в 28-ми арабских странах – 28 разных диалектов. Владея таким кодом, имея в своем запасе набор наиболее употребляемых афоризмов, пословиц, поговорок, переводчику легко переходить с одного диалекта на другой.
– Читал, что по окончанию института Вы, как отличник, были приглашены на прием в Кремль.
– Да, это был традиционный ежегодный прием в Георгиевском зале Кремля в честь выпускников военных академий. Наш институт приравнивался к академии, поэтому в числе приглашенных оказался и я как один из лучший выпускников 1986 г. Дипломы нам вручал Генсек ЦК КПСС Михаил Горбачев.
– Как отразились бушевавшие в стране перестроечные страсти на жизни института?
– Самым непосредственным образом. Я был секретарем партийной организации курса и хорошо помню, как резко изменился характер наших партсобраний. Это было время больших надежд и разочарований, открытых проявлений диссидентства. Завкафедры ближневосточных языков, например, повесил у себя в кабинете портрет Андрея Дмитриевича Сахарова. На тот момент – а шел 1986 г. – это был настоящий вызов истеблишменту. Мы, курсанты, шумно обсуждали эту тему. Надо сказать, что в столкновениях с "классовыми противником", я еще на первых курсах потерял свою "идеологическую девственность".
– И где Вы с этим "противником" столкнулись?
– Да на первой же стажировке. Иллюзий относительно возможности построения в нашей стране коммунизма у меня и раньше не было. Когда же начал общаться с офицерами-иностранцами (а они в большинстве своем уже успели получить образование в западных странах), то на многое происходящее в нашей стране стал смотреть несколько другими глазами. Вслух об этом, конечно, не говорил, но душевных сомнений хватало. Помню, какой шок испытали офицеры-кувейтцы (они до этого учились в Америке), когда их привезли в Мары. В городе ни одного здания выше 3-х этажей, все коммунальные удобства – во дворе, дороги разбиты, в магазинах – пустые полки. "И это страна развитого социализма, космическая держава?!".
А надо учитывать, что всем иностранцам, проходившим обучение в СССР, читали курс лекций под названием "Советский Союз". Вначале у меня было желание попытаться в ходе этих лекций убедить кувейтцев в ошибочности их поверхностных впечатлений, открыть им глаза на реальные успехи социализма, как говорится, пропитать нашей идеологией.
И вот первое занятие. Преподаватель – спившийся, зрелых лет подполковник – открывает затертый от многолетнего использования конспект (похоже, что еще "Краткого курса ВКП") и начинает читать: "В октябре 1917 г., прикрываясь жупелом анархо-синдикализма, левые эсеры ползли к власти". Такое вот начало лекции для людей, которые имеют весьма туманное представление об СССР. Я удивленно спрашиваю: "Так и переводить?". Подполковник на несколько секунд задумался ("переводчик из Москвы, наверняка знает какие-то свежие веяния") и говорит: "Нет, давайте осветим этот вопрос более остро". И затем читает: "В октябре 1917 г., прикрываясь жупелом анархо-синдикализма, левые эсеры ТИХОЙ САПОЙ ползли к власти". Как пишут в таких случаях в пьесах: "Немая сцена". Мне было даже не до смеха. Так, благодаря подобным лекциям, впечатлениям от поездок по СССР (а отправляли нас, как правило, в самые глухие уголки страны) мой запал пропагандиста "самой передовой в мире идеологии" постепенно иссяк. Институт оказался хорошей школой и в этом вопросе.
– Как сложилась Ваша судьба после выпуска?
– Довольно удачно. По распределению я попал служить в Алжир, работал переводчиком в Академии Генерального штаба. Это было отличное, безоблачное время. Устроенный быт, нормированный рабочий день, который заканчивался в 13.30, теннисные корты прямо под окнами моей квартиры, пляжи на берегу Средиземного моря. Это время оказалось продуктивным и в творческом плане – за 3,5 года я собрал обширный материал для кандидатской диссертации. В 1989 г. стал аспирантом ВИИЯ.
– И все же два года спустя ушли из армии. Разочаровались?
– Не в этом дело. С распадом Союза исчезла потребность в военных переводчиках высокой квалификации, а с нею – и возможность развиваться дальше в профессиональном плане, обеспечивать достойный материальный уровень семьи. Конечно, можно было отсидеться в ВИИЯ, дождаться лучших времен, но это не в моем характере. Тем более что в Киеве мне предложили работу в только что созданном Министерстве иностранных дел.
– Но после четырех лет работы дипломатом Вы ушли и из МИДа. Почему?
– Стало дико неинтересно. Одно дело заниматься "живой" работой, как это было в Израиле, и совсем другое – подстраиваться под начальство, перекладывать бумажки из папки в папку. Это не в моем характере.
– Регулярно смотрю юмористические телепередачи с Вашим участием и замечаю, что армейский юмор в Вашем репертуаре почти не присутствует. Почему?
– Новые, яркие шутки на эту тему появляются не так уж часто, а повторять уже известные, мне неинтересно. Из свежих армейских афоризмом запомнился разве что один: "В армии хорошо тем, что за тебя думает начальник. А раз так, то только один Министр обороны в армии и думает".
– Очень хочется верить, что на самом деле это далеко не так.
– Я и сам на это надеюсь. Более того, знаю немало толковых людей в погонах, которые достойно выполняют свои служебные обязанности. Не их вина, что обществу сегодня не до армии. Во время работы в Израиле я имел возможность наблюдать за тем, как воспринимают военных в этой стране. Вот у кого можно и нужно поучиться уважительному отношению к своим вооруженным силам!